Лыков простил своего помощника. Он помнил, как сам мыкался в молодые годы без денег. И взятки брал в Нижнем Новгороде, всякое бывало… Алексей Николаевич поделился с Сергеем наблюдением, что хорошая драка помогает избавиться от мигрени. Они посмеялись – и замяли неловкую ситуацию.

В условленное время Спиридон привел своего товарища Николая Кондогеорги по кличке Горобчик. Тот оказался жилистым, загорелым и веселым.

– Здравияжелаювашиблагородия! – гаркнул гость. – Имею честь и вообще!

– Садись, – скомандовал Лыков. – Тебе объяснили, в чем дело?

– Так точно! Когда мы, значит, гамыры нажрались, как бабируссы… [69] Тогда разговор, значит, и возник. Про минные ловушки. И Спиря показал мне листки. Мы, значит, оценили их по-нашему, по-гречески. Ну как два бывалых шмуглера. Помню, что два прохода на плане было всего. И мы, значит, решили, что этого не хватит. Ведь в Одесском порту шесть гаваней. Что им, по три на проход делиться? Пока суда в очереди стоят, тута их всех и накроют. Согласованным артиллерийским огнем…

– Ишь стратег выискался… – нахмурился коллежский советник. – Тебя забыли спросить, когда план составляли.

– А что? Я в море как у себя дома!

– Дальше что было?

– Ничего. Захрапели мы, а наутро, значит, в те бумажки тарань завернули.

– Да, Алексей Николаевич, в копии нескольких листов не хватает, – подтвердил Сергей. – Я кое-что на кухне нашел, там и правда тарань лежит.

– И я об том, – завершил свой рассказ Горобчик.

– А немцы бумагами теми не интересовались? – с умыслом спросил его Лыков.

– Немцы? Не. Они моря боятся. Им бы землю уродовать, в этом они мастаки. А моря дрейфят. Зачем им те бумаги?

Было ясно, что здесь сыщикам ловить нечего.

– Иди домой и никому о нашем разговоре ни слова, – приказал коллежский советник.

– Слушаюсь!

Кондогеорги удалился, а Фанариоти остался. Как только дверь за приятелем закрылась, он сказал:

– Я вспомнил. Всю голову сломал, а вспомнил.

– Что именно?

– А вы, ваше высокоблагородие, что мне приказали? Думать, не было ли чего подозрительного в то время, когда наш батальон глубины промерял.

– И?

– Был один случай, который меня тогда озадачил. Да я решил, что не моего ума дело, и рукой махнул. А сей секунд думаю: подозрительно.

– Ты о чем? Переходи к сути.

– Подозрительно себя вел батальонный адъютант.

Лыков сел напротив грека, внимательно поглядел на него:

– Рассказывай. Как зовут адъютанта?

– Штабс-капитан Пилипенко Алексей Яковлевич.

– И что тебе показалось странным или подозрительным?

– Когда я переписывал доклад, он своей властью снял с него подзаголовок «Секретно».

Сыщики встрепенулись.

– А раньше этот подзаголовок имелся?

– Имелся, когда все оформлялось в черновиках. Обороты копий нельзя было использовать, Рыжак за этим следил, отбирал их у меня и сжигал. Все исходные данные запирались в несгораемый шкап. Листы нумеровались по порядку, утром я их брал, а вечером сдавал под роспись. Не дай бог, какого-нибудь номера не окажется – Рыжак заставлял искать хоть до утра.

– А Пилипенко секретность отменил?

– Так точно. Пришел однажды и объявил, что получил указание из окружного инженерного управления. Доклад-де не секретный и вообще нас не касается, только флота. А мы сухопутные, для нас это вроде отхожего промысла. Так и сказал. С тех пор бумаги где только не валялись…

Это была важная новость. Во-первых, получалось, что грек скопировал без ведома начальства обычный документ, а не секретный. Тоже незаконно, но это совсем другой расклад. Во-вторых, батальонный адъютант своей властью, да еще и устным распоряжением изменил статус доклада. А на каком основании? Кто в окружном инженерном управлении дал ему такое указание?

– Теперь скажи пару слов за адъютанта, – потребовал Азвестопуло.

Спиридон смутился:

– На донос похоже…

– Ты насыпь, а там видно будет.

– Хм… Пилипенко, я слышал, из Одессы уехал. Хочет в Петербурге в академию поступать.

– И что? – продолжил наседать грек.

– Не знаю, как его начальство отпустило, – вздохнул бывший ефрейтор. – Он же игрок.

– Игрок? Карточный?

– Так точно.

– И много долгов накопил штабс-капитан Пилипенко? – сразу поставил вопрос ребром Алексей Николаевич.

– Про то надо спрашивать у Амбатьелло, – ответил контрабандист.

– У какого? У владельца ресторана на Нежинской?

– Ага.

Сыщики придвинулись к нему:

– И что, там мельница? [70]

– Еще какая! Лучшая в городе.

– Давай рассказывай, чего мы из тебя каждое слово клещами вытягиваем! И про Пилипенко, и про Амбатьелло…

– Значит, так. Алексей Яковлевич, будучи уже батальонным адъютантом, стал часто захаживать на Нежинскую. И поутру являлся на службу сильно не в духе. Потом, слышно, начал занимать в долг у других офицеров. Несколько сот рублей занял, если все сложить. А отдавать из чего? Жалованье куцее. Я сам слыхал, как полковник Набоков выговаривал Пилипенко. Кончай, мол, ты это дело, до добра оно тебя не до ведет.

– И что?

– То, что начальник батальона запретил офицерам давать штабс-капитану в долг.

– Вот как, – переглянулись сыщики. – И что дальше было?

– Дальше случился у него декохт [71]. Потеряв кредит у товарищей, адъютант пошел к тому же Амбатьелло, – сообщил Фанариоти. – Что еще ему оставалось?

– Ну-ну…

– Ресторатор тот – натура жадная и нечистоплотная. Мельница ему больше дохода дает, чем само заведение. И он обобрал многих… Я еще знаю с полдюжины. И все они военные.

Рассказ контрабандиста становился все интереснее. Офицер, попавший в зависимость из-за карточных долгов, – легкая добыча для шантажистов.

– Кто именно угодил в сети, строевые или штабные?

– Больше штабных. Начальник отчетного отделения Фингергут, старший адъютант штаба Восьмого армейского корпуса капитан Фуголь, начальник штаба Пятой саперной бригады подполковник Драгослав-Надточинский… И другие есть. Даже командующий Четвертым полевым жандармским дивизионом полковник Папалазарь у них в руках.